В позднем СССР Артемий Троицкий был главным знатоком западного рока и убежденным пропагандистом отечественного. После распада Союза он редактировал русский «Плейбой», много работал на российском телевидении и радио. Его хорошо известный проект «FM Достоевский», посвященный актуальной мировой музыке, и поныне выходит в радиоэфир, но сейчас под названием «Стерео-Вуду». Хотя знаменитый критик и культуртрегер по-прежнему внимательно следит за событиями в музыкальной «песочнице», сегодня он широко известен еще и как политический активист и радикальный оппозиционер нынешней российской власти. Пару месяцев назад СМИ даже отправили Троицкого в эмиграцию. На самом деле он получил приглашение преподавать в Хельсинском и Таллиннском университетах, и с родиной порывать не собирался. Прогуливаясь пятничным вечером по живописному балтийскому побережью, Артемий Троицкий рассказал о том, что его беспокоит в политике. Без вопросов о музыке, разумеется, тоже не обошлось.
О патриотизме
Слово «патриот», к сожалению (а может, и не к сожалению), сегодня приобрело какой-то крайне уродливый смысл, поэтому называть себя патриотом я поостерегусь. Но то, что я люблю свою родину и болею за нее, – на этой мысли я себя ловил неоднократно. Мне совершенно не все равно, что в России будет происходить, что о ней будут думать. Это первая и, пожалуй, главная причина того, что я стал писать какие-то политические комментарии и интересоваться политикой. Вторая причина состоит, возможно, в том, что я вырос в семье историка и политолога. Так что это отчасти уже вопрос воспитания. Вероятно, есть еще какие-то причины. Может, азарт, может, просто скучновато мне жить исключительно в мире музыки. Я вообще никогда этого не анализировал.
Но точно могу сказать, что доступ к финансовым потокам, возможность командовать другими людьми и т. д. – таких мотиваций у меня не было категорически. То есть, подходя к моему этому беспартийному активизму с точки зрения чистой прагматики, можно сказать, что тут я только терял. В заработках, ангажементах, возможно, еще в чем-то.
О толстовском ненасилии
В связи с началом всей этой угарной агрессивной патриотической компании, начавшейся у нас в России, мне вспомнились работы Льва Толстого на эту тему. (В феврале 2014 г. А. Троицкий написал статью «Если бы Льва Толстого пригласили на телеканал «Дождь». – Прим. ред.) Я просто предложил альтернативный взгляд. До какой степени я это сам разделяю? В общем и целом разделяю. Я категорически против использования чувства любви к родине в каких-то корыстных целях, тем более в каких-либо агрессивно-милитаристских. Думаю, тут спорить не о чем. Но, разумеется, бывают в жизни людей и целых государств ситуации, когда надо вставать на защиту своей родины, и в этом случае, конечно, ограничиваться пацифизмом было бы довольно «непродуктивно». Поэтому позиция Льва Толстого имеет общетеоретическое и общечеловеческое значение, но необязательно действует в конкретных жизненных и политических ситуациях.
О Крыме
Честно говоря, вся крымская история для меня довольно загадочна. Многие почему-то невероятно возрадовались откусыванию Крыма у Украины. Я не удивлялся бы той озверелой реакции и пещерному энтузиазму, охвативших российское общество в связи с этим, если бы Крым действительно был для России какой-то кровоточащей темой. Если бы на протяжении последних 20 лет у нас шли какие-то кампании за возвращение Крыма России, если бы периодически там происходили какие-то стычки, волнения и выступления. Если бы Крым был чем-то вроде Карабаха или Палестины, в общем, чем-то таким очень болезненным и животрепещущим для России. Тогда я мог бы понять, почему это вдруг народ так оголтело бросился поддерживать эту откровенно беззаконную авантюру. Но ведь буквально за пару месяцев до этого о Крыме в России никто не вспоминал! В общем, история для меня довольно туманная, а реакция нашего общества не вполне понятна. По крайней мере не кажется абсолютно логичной.
О бесполезности споров
И, как я понял, спорить об этом с людьми вообще бесполезно. Оказалось, что это то же, что спорить с верующими о религии. Ты можешь сколько угодно что-то говорить, приводить какие-то аргументы, давить на какие-то рациональные участки головного мозга, но все это будет абсолютно бессмысленно. Ведь ответом будет: «Бог есть» либо «Крым наш». И все, приехали! Я даже не углублялся в данную тему, честно говоря. Мне кажется, это что-то из области коллективного подсознательного. Обычно это объясняют так: после того, как Советский Союз потерпел поражение в холодной войне, после того, как о нас в течение четверти века вытирали ноги, унижали и проч., сейчас вот, опаньки, приподнялась Россия с колен и кого-то (Украину имеется в виду) больно укусила. И вот от этого большая радость. От того, что Россия оказалась способной на некое такое агрессивное и успешное в этом смысле деяние. А то, что подобное деяние не имеет никакого отношения к законам, морали, этики, международному праву, это уже – для специалистов. Мелочи и детали. Главное, что вот мы показали кузькину мать. Я думаю, несомненно, доля правды в такой аргументации есть. Но, по-моему, это все-таки не объясняет всего.
О расколе русской интеллигенции
Полагаю, какие-то линии тут можно провести достаточно банальным образом. Совершенно очевидно, что та часть интеллигенции (условно ее можно назвать михалковской) – националисты-державники. Естественно, они за присоединение Крыма. Есть часть интеллигенции, которых можно назвать записными западниками. Условно говоря – покойная Новодворская, писатели Борис Акунин, Владимир Сорокин и др. Они, естественно, против, поскольку очевидно, что это пощечина всему европейскому и вообще западному устройству мира. Есть среди деятелей культуры просто приспособленцы, и искать у них каких-то глубоких идеологических мотиваций не следует.
Я полагаю, что всякие наши прикормленные попсовые исполнители, типа той же Валерии, просто четко следуют «линии партии и правительства», чтобы не лишаться своих эфиров, корпоративов, заказов и т. д. Ситуация, скажем, с рокерами, тоже мне абсолютно понятна. Я думаю, что основной посыл их реакции состоит в том, что они против войны. Мы все были пацифистами, и для нас война – это зло, война – бяка и на этом можно ставить точку. Поэтому совершенно естественно, что и Шевчук, который «Не стреляй», и Гребенщиков, который буддист, и Макаревич, который окуджавовец, все, естественно, в первую очередь выступили против этой авантюры, потому что это насилие, война, агрессия. Это противоречит всем устоям такого вот рок-н-рольного шестидесятничества и семидесятничества, на которых мы стоим с тех самых пор. Для меня это тоже очень важно.
Об эмиграции
Если большинство беззаботного населения России испытывает патриотическую эйфорию, то для меньшинства нынешняя ситуация – полный мрак и развеянные надежды. Ситуация отчаянная, и сейчас о том, чтобы бежать из России, думает огромное количество народа. Мне кажется, за последние годы 2-3 млн. уехали. Уехали тихо, не афишируя. Почти все отъехавшие – люди не публичные. Профессионалы, средний класс, образованные люди, которые могут конвертировать свои знания и творческие способности лучше, чем в России. А те, кто тоже хочет, но не уехал до сих пор, просто не знают, чем они могли бы заняться вне страны. Как правило, это люди достаточно избалованные творческими профессиями, неплохими зарплатами и гонорарами, приличными жилищными условиями. И уподобляться послереволюционной эмиграции, дворянам, которые шли работать шоферами и уборщицами, не хотят. Разговоры об эмиграции идут постоянно. Но в основном они закулисные, и в публичную дискуссию это не выливается. Леня Бершидский (бывший главред «Ведомостей», создатель интернет-издания Slon.ru, российский оппозиционер, в июне нынешнего года объявивший о своей эмиграции из России. – Прим. ред.), сказал, что это эмиграция разочарования. Более бойкие деятели ответили, что нельзя уезжать и покидать «поле боя». Но я считаю, что на самом деле вообще невозможно привести эту ситуацию к какому-то общему знаменателю. Ведь для одних людей отъезд – благо, для других – зло. У каждого свои способности, свой темперамент, в конце концов свой возраст. И то, что показано одному, может быть абсолютно противопоказано другому. Мне самому недавно предложили интересную работу в Хельсинки и Таллинне. Эмиграцией я это не считаю. Нормальный современный человек имеет полное право выбирать, где ему работать. К тому же я продолжаю работать в Москве, люблю то, что делаю, и бросать не хочу. Кстати, предлагали работать и в Америке. Но в Америке это не так удобно, потому что, находясь за океаном, ты – как отрезанный ломоть. А я связь с родиной хочу поддерживать на максимально тесном и неформальном уровне.
О письмах российских деятелей культуры в поддержку Путина
Думаю, энтузиазма сейчас в этом направлении существенно поубавилось. Если раньше все то, что происходило в Крыму, им представлялось пусть и авантюрой, но достаточно ненасильственной, то потом они увидели, во что это переросло. Тут, кстати нельзя сбрасывать со счетов еще и санкции. Считаю, что те артисты, писатели, режиссеры и т. д., которые, в принципе, умеют держать нос по ветру, с большой опаской относятся к тому, как бы им не попасть тоже под какие-то санкции. Некоторые журналисты уже попали (я уж не говорю о политиках и бизнесменах), а вот им остаться без любимой квартиры в Майами или домика под Лондоном совсем не хочется. В этом смысле их эта ситуация тоже приструнила.
О последних альбомах Макаревича
Знаете, музыка для меня продолжает оставаться важнейшим из искусств. И поэтому, общаясь с тем же Макаревичем, а мы с ним в последнее время общались довольно много, я оцениваю (в соответствии с известным советом Пушкина) новые работы Андрея по законам законами тех жанров, в которых эти работы созданы. «Хроника текущих событий» (сольный альбом Андрея Макаревича 2013 г., состоящий из «зарисовок на социальные темы». – Прим. ред.) – это такая в чистом виде авторская песня протеста. Своеобразный Боб Дилан, Билли Брэгг, отчасти Владимир Высоцкий, Александр Галич. Это сатира, работа, сфокусированная в первую очередь на текстовой, смысловой стороне. В то же время практически одновременно с «Хроникой текущих событий» у Макаревича вышел альбом «Облака». Это альбом кавер-версий песен Галича. И надо сказать, что он совершенно изумителен прежде всего с музыкальной точки зрения. Это никакая не бардовская песня, никакой не гитарный перебор, а то, что когда-то называлось словом «фолктроника» – поющаяся поэзия под очень изысканный электронно-музыкальный аккомпанемент. И тут я Макаревичу честно сказал, что, на мой взгляд, это совершенно изумительная работа. Помимо того, что я также фанат Галича (и к словам тут тоже надо весьма внимательно прислушиваться), данная запись сделана исключительно интересно, мастеровито и стильно с точки зрения музыкального аранжемента.
О ностальгических тенденциях в российской музыке
Я полагаю, что ностальгия – от состояния абсолютно глобальной и страшной безнадеги. То есть люди не видят ничего стоящего в российском настоящем и очень скептически оценивают возможности чего-то интересного в будущем. Соответственно начинается ностальгия. Причем интересно, что ностальгия не по бурным 1980-м или лихим 1990-м, когда много всего происходило, когда на самом деле была очень активная политическая повестка дня, а по 1960-м. «Хотим быть шестидесятниками», «хотим быть физиками и лириками», «хотим просто наслаждаться жизнью, любить красивых девушек, слушать милую музыку, и е..сь вообще конем все остальное». Это такое очень естественное чувство, и идет оно от того, что больше ничего не остается.
О всемирной ностальгии
После середины 1990-х ничего принципиально нового в мировой музыке создано не было. Последней реально сенсационной новинкой была вся эта диджейско-рейвовая клубная культура, то есть все эти техно, хаус, транс, драм-энд-бейс и т. д. После этого, по большому счету, все, что в популярной музыке происходило, – уже вторичная переработка существующего «сырья».
Всевозможные ривайвлы (от англ. revival – «восстановление, возобновление, новая версия». – Прим. ред.). Начиная с гранжа, который по сути дела был ривайвлом хард-рока, брит-поп, который, естественно, был ривайвлом английского бита 1960-х годов, потом пошли всевозможные неопсиходелия, фрик-фолк, пост-рок… То есть все на самом деле давно ходит по спирали. Для меня очевидно: время «великих географических открытий» в музыке уже закончилось. Поэтому в целом нулевые годы в этом смысле были абсолютно никчемными не только в российской музыке, но и в глобальной.
О национальных традициях в музыке
Сейчас все границы максимально смыты, и какое-то исконное национальное начало становиться все менее значимым и в культуре вообще, и в музыке в частности. Музыка и культура все чаще зависят не столько от каких-либо национальных традиций, сколько от высоких технологий. Если раньше можно было говорить о британском роке, американских музыкальных традициях, немецком краут-роке, то теперь все это приобретает абсолютно глобалистские формы. Нет, естественно, до некоторой степени какая-то локализация имеет место, и слава богу. Иначе было бы очень скучно. Но теперь все это имеет не настолько четкие формы, а главное, не настолько продуктивно, как было раньше. Потому что, в общем-то, вся традиционная музыка и культура всех стран и континентов уже изъезжена вдоль и поперек, и трудно себе представить, чтобы было открыто что-то новое и неслыханное.
О бытовании музыки
Сегодня идет какая-то очень серьезная и принципиальная перестройка всей системы бытования музыки. Переход с аудионосителей на цифру. Уход музыки в эфирное, облачное состояние и соответственно отрицание бизнес-наработок, развивавшихся на протяжении XX века. То есть все эти рекорд-лейблы, все эти дистрибьюторы, ритейлеры, паблишеры – все уходит в небытие. Ну, то есть, скорее всего, все останется, но это будет уже сугубо меньшевистская, экзотическая индустрия, а не многомиллиардные корпорации. Однако такая перестройка бытования музыки пока никак не отразилась на музыке как таковой. В действительности в музыкальном отношении все – это или хорошо, или плохо забытое старое.